В последние 10 дней нам удалось побывать на двух профессиональных мероприятиях - очередном диалоге Энергоцентра Сколково, посвященном Internet of Energy и Круглом столе, организованном НП «Энергоэффективный город» по обсуждению критериев модернизации ТЭЦ. И эти два события - на первый взгляд, совершенно разные - на самом деле, имели очень много общего – в обоих случаях обсуждалось будущее российской электроэнергетики на фоне недавнего беспрецедентного по своей важности для судеб отрасли решения Минэнерго о модернизации ТЭС посредством очередной программы ДПМ. Решения, окончательно разрушающего те немногие достижения реформы, которую мы все с таким трудом делали в течение долгих последних 14-15 лет, наглядно демонстрирующего то, чем в итоге является наш так называемый электроэнергетический рынок, насколько он самодостаточен и функционален экономически, восприимчив к трансформациям и инновациям. Анонсированное на совещании с Президентом страны предложение Минэнерго о том, каким оно видит будущее самой значимой части наших электроэнергетических мощностей – тепловых электростанций, как собирается решать проблему их старения в перспективе десятилетий со всей очевидностью окончательно выявило и то, что из себя представляет и как мыслит нынешняя команда ведомства, насколько к нему вообще применим рыночный по своей природе термин «регулятор». Мы, как и многие, давно и часто критикуем Минэнерго за самые разные истории, но честно говоря, у нас оставалась все же надежда на другой исход. Ведь там, внутри ведомства, есть известные сообществу профессионалы–рыночники, есть какое–никакое влияние на него со стороны Совета рынка, где рыночный подход должен был превалировать исходя хотя бы из названия. Была хоть и не очень выраженная, но все же дискуссия в сообществе, в которой мы тоже опосредованно участвовали – всё это давало повод верить, что итоговое решение будет несколько иным, пусть не столь радикальным, как хотелось бы, но все же не таким цинично антирыночным в абсолютной степени.

В этом решении есть откровенные подмены понятий. Например, «высвобождающиеся средства» - термин, обычно характеризующий денежный поток у владельцев активов для принятия решения о его дальнейшем использовании. Но в данном контексте речь идет о денежном потоке из карманов потребителей - это можно сравнить с ситуацией, когда после выплаты лизинговых платежей за автомобиль вам говорят: "ну а теперь вы будете еще раз платить те же самые суммы за то, чтобы потом иметь право взять в лизинг следующую машину, которая еще не изготовлена, ведь вы же уже «привыкли» платить, а у нас на её разработку денег нет". Или «реинвестирование» генераторами чужих денег в собственные активы... Вообще-то, реинвестировать или инвестировать означает создавать собственную стоимость, а не чужую. А скачущие от заявления к заявлению цифры – стоимости модернизации и объемов подпадающих под нее генерации?То ли это 1,5 трлн., то ли 1 трлн. за финальные 40 ГВт, но при этом ещё как-то будет увеличена цена КОМ, чтобы остальные что-то там модернизировали "чуть–чуть", продлевали ресурс до 2030 года, а потом «вернемся к этому вопросу». Напомним, что вначале вообще говорилось о 70 ГВт до 2035 года за 1,2 трлн. рублей, потом о двухступенчатом КОМ «как сейчас» со вторым отбором проектов модернизации, который будет ограничивать их объемы по неким квотам, а непрошедшие отбор должны были готовиться к выводу. Теперь уже говорят о 6-летнем КОМ вместо 4-летнего, но с более высокой ценой, что вообще отодвигает какой-либо вывод старой генерации за горизонт принятия решений, зато, очевидно, создает комфорт и peace of mind для чиновников.

Поэтому нами, как и многими другими, выступления и дискуссии и в Сколково, и на Круглом столе по критериям модернизации НП «Энергоэффективный город» воспринимались именно с этой точки зрения и обсуждались под этим углом. В Сколково были федеральные ведомства. Один из самых рыночных чиновников в нынешнем истэблишменте - заместитель руководителя ФАС Анатолий Голомолзин выступил с довольно острой презентацией, критически оценивающей итоги реформирования и последующего развития отрасли, одновременно поддерживающей новации в энергетике, связанные с развитием распределенных ресурсов и Интернета Энергии как важнейшего инструмента воплощения этих новаций в жизнь. Правда, в его презентацию каким-то образом просочились довольно странные и не совсем свежие идеи доморощенных конструкторов моделей рынков электроэнергии из Государственного Университета Управления, которые мы как-то уже критиковали за полную оторванность от базовых основ теории рынков электроэнергии. Думаем, что ФАС вообще и Анатолий Голомолзин в частности, с учетом тех надежд, которые многие, включая нас, возлагали и все еще возлагают на Службу как на рыночной локомотив в Правительстве в части стратегии развития отрасли, могли бы опереться на более широкую страту экспертов, по сравнению с ГУУ, имеющих гораздо более рыночные взгляды и идеи, основанные на знаниях и зарубежном опыте.

Другие выступления на форуме в Сколково были интересны, но часто выглядели подвешенными в воздухе, особенно у тех, кто рассказывал о технологиях не будучи при этом погруженными в реальности российской электроэнергетики, что и подметил в заключительной дискуссии Игорь Кожуховский, ныне представляющий РЭА Минэнерго. Дело в том, что рассуждать о блокчейне, различных Netах, Demand Responsах, агрегаторах и прочих инструментах цифровизации и интернетизации конечно можно. Но когда основные платежи, которые на нашем псевдорынке платят потребители, представляют из себя всё больше "налог" на то, что объекты энергетики есть как таковые (причем в том крайне избыточном объеме и виде, в котором они есть сейчас), и это пытаются закрепить на десятилетия – практически до середины века, все эти новшества выглядят по большей части игрушечными и искусственными. Доля таких квазиналоговых платежей в генерации растет и уже превышает 50% стоимости энергии. А еще есть передача, потери, монопольный сбыт для массовых потребителей, да и на относительно рыночном сегменте РСВ количество станций и блоков, формирующих цену, в разы ниже объемов ценопринимания, что в итоге делает какое-либо осознанное активное потребление на нашем рынке (а именно в этом и есть суть новой энергетики и всех этих новых модных инструментов с ней связанных) ненужным и бессмысленным.

Рис. 1

Чтобы вдохнуть во всё это реальную жизнь, нужны серьезные усилия и комплексные изменения по всему периметру рынка. Но в Сколково они пока всерьез не обсуждались. Конечно, нельзя было не отметить интересную презентацию и, как обычно, острое выступление Александра Старченко – председателя Набсовета Ассоциации «НП Сообщество потребителей энергии», в ходе дискуссии излагавшего известные идеи, о том, что в мире все изменилось, он становится все более распределенным, а значит, огромные резервы централизованных систем никому не нужны. Рано или поздно сегодняшняя модель и парадигма, в которой живут и Минэнерго, и традиционная энергетика в целом, рухнут, а мы пока «пойдем другим путем». Во многом он прав, однако не во всём. Честно говоря, эта философия дзюдо или айкидо борьбы с нашим антирыночным «произволом», исповедуемая возглавляемым г-ном Старченко сообществом, - когда на любое антирыночное решение или действие следует «прорыночная» реакция, пишутся письма в инстанции, делаются громкие заявления, вносятся предложения в протоколы, а затем, после того, как это всё в основном игнорируется, ищутся выходы из положения, - на наш взгляд, реализуема в достаточно ограниченном масштабе. Построить собственную генерацию, оставив при этом резервное подключение к энергосистеме и не оплачивая его наличие, или даже собственные сети с полным переходом в островной режим, а уж тем более применять различные технологические новации, снижающие плату за мощность и услуги энергосистемы в целом, в реалиях могут себе позволить только достаточно крупные игроки, которые в итоге, уходя в «автономное плавание», перекладывают «антирыночное бремя» изъянов нашей централизованной модели на оставшихся, менее сильных. Это можно, конечно, трактовать как намеренное обострение ситуации и «усугубление кризиса», который, мол, и приведет в итоге к необходимости принятия системных рыночных решений. Но, как показывает опыт, у нас чаще бывает как раз наоборот - невозможность успешно работать даже в ограниченном рыночном пространстве ведет не к либерализации, а к дальнейшему схлопыванию и без того хилого конкурентного рынка. Так, например, это происходило на рознице в конце 2011 начале 2012 года, когда стало ясно, что там всё очень неладно – сбыты богатеют, бронзовеют, конкуренция так и не задалась, а неплатежи растут. И вместо того, чтобы реформировать институт ГП (к 2011 году уже изживший себя, но выполнивший свою функцию перехода от тотальных вертикальных региональных монополий к какому-никакому рынку), запускать на рознице конкуренцию, придумали новые пространные правила, продлив экономическую жизнь ГП на многие годы и закрепив их монополию в регионах до такой степени, что теперь и не знают, что с этим делать, придумывая для них все новые ограничения и проблемы, а они, "проклятые", живут. Так это происходит и на опте, где с каждым изменением правил на том же рынке мощности он становится всё менее похож на то, что вообще-то под ним обычно подразумевается. Или свежий пример с "последней милей" и "уменьшением перекрестки".

Еще одно выступление, которое запомнилось в Сколково помимо знаковой весёлой картинки от Андрея Абрамова из Фонда Форсайт под рубрикой "Российская электроэнергетика - ясный вектор движения" ,

Рис. 2

было от представителя Минэнерго – руководителя департамента оперативного контроля Евгения Грабчака, который почему-то был отряжен ведомством в качестве визионера будущего, чему собственно и был посвящен Энергодиалог. Г-н Грабчак «справился» с задачей – его бессмысленная презентация, начавшаяся видеороликом на английском языке, суть которого заключалась в том, что мир изменился и в центре отраслевых задач уже не энергосистема в целом, а ты - потребитель, рассказывала как раз о ровно противоположном - успехах централизованной российской энергетики, всячески подчеркивая при этом, что все эти распределенные ресурсы и прочие «интернеты» рядом с потребителем и у него самого, как и сам он со своими респонсами – есть вред, и нам, с нашими уникальными возможностями и достижениями, не нужны. Примерно такую же позицию он занял и в дискуссии, подчеркивая государственный характер отрасли с перекрестками всех мастей, нуждающейся в централизованном управлении с учетом последних достижений в сфере IT. И в этом смысле как чиновник он смотрелся очень органично – все, что ему нужно в сфере управления отраслью это, по существу, АСУ ТП, выражаясь забытыми терминами, хотя он называл это по-другому, а потому, конечно, и решение по модернизации ТЭС, принятое в абсолютно нерыночной административной парадигме, для него правильное и логичное. Прежде всего, потому, что всё "под контролем, а не абы как". Потому что централизация, надежность и бесперебойность – вот главное, а все эти распределёнки – только для изолированных зон. Пока они есть. "Как-то так" - завершил г-н Грабчак свое выступление, вызвав у присутствующих острый приступ пессимизма.

В «Золотом кольце» на Смоленской площади, где проходил Круглый стол по критериям модернизации применительно к ТЭЦ, всё было проще. ФОИВы, как и Совет рынка, хотя и заявленный в виде Владимира Шкатова, событие проигнорировали. Минэнерго, понятно, занято торопливым продвижением PR-картинки на тему модернизации – всё, мол, решено, работаем не покладая рук над нормативкой, чтоб успеть уже летом (а хотелось и бы весной, пока еще трудимся в Министерстве), провести первые конкурсы. Совет рынка, по слухам, занят тем же. Поэтому выступления были от собственно участников процесса – ТГК-14 и Фортума, а также хозяина площадки Сергея Белобородова. Последний рассказал интересные вещи по конкретным исследованиям в Московском регионе и в Улан-Уде в части сбалансированности электрических и тепловых нагрузок для размещения и модернизации ТЭЦ, отстаивая уже нам известную по летнему выступлению в Госдуме идею приоритета модернизации паросиловых турбин по отношению к газовым в российских условиях. Спорить там особенно было не с чем – вопрос, на наш взгляд, исключительно в компетенции самих генерирующих компаний, которым должно быть виднее, что им нужно и что выгоднее, с учетом в том числе и понимания сроков экономической жизни традиционных энергоблоков в быстро меняющемся современном мире. А они невелики – по британским оценкам не более 20-25 лет. По существу, мы стоим на пороге глобальных технологических изменений, и все это понимают.

Интересной с точки зрения вопроса о том, какая же нужна модернизация для ТЭЦ, что это вообще такое, начиная с терминологии, была презентация представителя Фортума. Убедителен вот этот слайд о том, нужна ли вообще какая-то плата генерации для продления ресурса оборудования по той или иной причине.

Рис. 3

Совершенно очевидно, что в случае прибыльной работы оборудования никакой специальной надбавки генераторам для продления паркового ресурса (а именно его исчерпание выставляется в качестве главной причины необходимости специального финансирования т.н. модернизации) не требуется. Более того, с точки зрения бухгалтерского учета на такое оборудование, не исчерпавшее парковый ресурс, начисляется амортизация, которая идет в затраты, уменьшающие прибыль в целях налогообложения. Понятно, что значительная часть этих средств «сгорела» в огне капиталистической трансформации страны в 90-х, но с начала нулевых она должна была начисляться и именно из этих средств и должны производиться капитальные ремонты и замены узлов и агрегатов по мере их износа для обеспечения и продления ресурса, что, по сути, и называется у нас, в значительной мере, "модернизацией". Вообще, именно на этом круглом столе окончательно стало ясно, что ни генераторы сами, ни даже системный оператор, представитель которого выступил очень здраво, и подозреваем, само Минэнерго вместе с их консультантами до сих пор четко так и не поняли, что они имеют в виду под модернизацией, подразумевая самые разные виды работ и мероприятий – от простых замен узлов и агрегатов до надстройки газовых турбин и ПГУ

Рис. 4

Ясно одно, что генераторы как компании, и каждая станция и блок по отдельности существенно отличаются друг от друга и являются по факту уникальными объектами. Это подтвердил в своем выступлении и Георгий Кутовой, вспомнивший научно-технические советы позднего Минэнерго и электрификации СССР, где уже тогда пытались найти единые подходы к реконструкционным мероприятиям на электростанциях, как тогда называлась модернизация, и в конце концов пришли к выводу, что это невозможно – каждый объект уникален и так к этому и надо подходить. Иными словами только владелец и эксплуатант может и должен знать, что нужно той или иной станции, блоку или агрегату, и все, что нужно ему для этого – достаточность средств для проведения таких мероприятий. На сегодня у генераторов есть средства для текущей деятельности для поддержания и продления паркового ресурса, но нет для мероприятий по глубокой модернизации – повышения эффективности основного оборудования, то есть увеличения электрического кпд. Насколько это нужно с учетом искусственно низких цен на газ в России – это вопрос, особенно применительно к ТЭЦ, где важна теплофикационная выработка. Расчеты показывают, что сегодня паросиловые установки в перспективе жизненного цикла в России более эффективны, чем ПГУ.

Рис. 5

Другое дело, что срок экономической жизни для традиционных станций, построенных или глубоко модернизированных сегодня, вряд ли в ближайшие десятилетия будет в определяться исключительно их парковым ресурсом – основную роль, как мы уже отмечали, будет играть технологический прогресс и их способность к адаптации к новым условиям.

Возвращаясь к способам финансирования модернизации и предложениям Минэнерго на совещании с В.В. Путиным, мы видим, что речь идет о применении механизмов ДПМ, снимающих инвестиционные риски с генераторов и полностью перекладывающих их на потребителей под «административным контролем» Минэнерго, которое и будет по факту не только отбирать проекты модернизации, но и устанавливать некие «общие критерии», включая цены, поставщиков, параметры оборудования и т.д. По сути, предлагается некий госплановский механизм модернизации, ничего общего не имеющий не только с конкурентным рынком в электроэнергетике, но и с рыночной экономикой как таковой. И все эти псевдорыночные одежды, которые Минэнерго наспех пытается одеть на эту конструкцию, в основном PR-но - вербального характера, не могут скрыть её абсолютно антирыночный характер. Не думаем, кстати, что такой подход в итоге понравится и самим зачинателям модернизации по ДПМ-штрих – крупным государственным госкомпаниям и иже с ними. Там, подозреваем, хотели бы просто получить деньги в определённом объеме и тратить их по своему усмотрению, как они это и делали в ДПМ-1. В части самих расчетов последствий такого решения для экономики страны - помимо факта закрепления на десятилетия вперед устаревших решений по её энергоснабжению образца середины прошлого века и окончательного разрушения нормального рынка электроэнергии и мощности, подтверждения полной неспособности отрасли инвестировать в энергетику «в рынке», Минэнерго и его консультанты «путаются в показаниях» и скрывают от общества и политического руководства то, что на самом деле 40 ГВт модернизируемых мощностей обойдется стране не в 1,0 -1,5 трлн. рублей, а в разы больше. Ведь речь идёт о 15-летних сроках окупаемости (про 20 лет, упомянутых министром на встрече с президентом Путиным уже не говорят), со ставкой доходности, привязанной к ОФЗ. Пусть это будет даже 10% годовых, (что сомнительно), за 15 лет 1,5 трлн. рублей превратятся с процентами почти в 4 трлн. Потом 15 лет, превратятся в 10, как это было с ДПМ-1, что еще увеличит нагрузку на экономику для поддержания на плаву почти 100-летних к тому моменту электростанций в нерыночном пространстве. То есть потребители в итоге заплатят за такую модернизацию 40 ГВт в среднем из расчета около 100 тыс. рублей за кВт мощности, то есть $1670, что в разы больше аналогичных платежей в развитых странах. И вот все эти обещания г-на Новака о том, что рост цен не превысит инфляцию, если одновременно верить и тому, что говорит г-жа Набиуллина, вряд ли будут выполнены.

Более того, первоначальные предложения консультантов Минэнерго как раз и заключались в том, чтобы не пересматривая предельные уровни КОМ индексировать их выше инфляции на 5%. Что касается утверждений тех же консультантов о том, что модернизация не даст превышения цен на электроэнергию выше инфляции, мы бы посоветовали внимательно прочитать сноску внизу, при каких условиях это произойдет.

Рис. 6

Ключевые слова – ослабления рубля.

Завершая, обратим внимание и на откровенное передергивание и противоречие позиции Минэнерго, транслируемой в СМИ, тому, что сказал на совещании 14 ноября 2017 года президент Путин. «Инвестиции в обновление генерации должны привести к снижению операционных расходов, а следовательно — хочу это особо подчеркнуть — капитальные затраты не должны ложиться на плечи потребителей — бизнес, граждан, социальные и государственные учреждения». Не знаем, сам он это придумал, или кто-то приготовил ему эти слова, но экономическая суть позиции руководителя страны на предложения о запуске программы модернизации предельно ясна и состоит в том, что, поскольку после модернизации предполагается снижение опексов у генерации (хотя, как мы уже говорили, на самом деле, генераторы часто подразумевают под модернизацией простые мероприятия по продлению паркового ресурса), то расходы на капексы не должны перекладываться на плечи потребителей. Иными словами – генераторы должны их нести САМИ. Сами - это означает "в рынке", для чего нужно заняться переформатированием его модели, о чем мы неоднократно писали. А эта программа ДПМ-штрих в интерпретации Минэнерго предполагает как раз прямо противоположное - именно за счёт потребителей оплатить модернизацию, то есть капитальные расходы, а во многих случаях и постоянные операционные, которые уже были учтены и оплачены потребителями и на нашем КОМе, и на РСВ.

В заблуждение вводите главу государства, господа.