Чубайс вернулся. На прошедшей 12 декабря конференции Ведомостей по возобновляемой энергетике – довольно камерному событию, судя по количеству участников – он не только выступил лоббистом продления крайне дорогой, экономически и рыночно бессмысленной программы ДПМ ВИЭ на 2025-2035 гг., чем он занимается в последние пару лет регулярно, но и объявил о создании формального объединения сторонников сохранения мер по поддержке ВИЭ – ассоциации развития возобновляемой энергетики АРВЭ, в которой тут же и стал президентом.
Честно говоря, на мой взгляд, его 25-минутное выступление в виде ответов на вопросы, модерируемое Татьяной Митровой из Энергоцентра школы управления «Сколково», не отличалось новизной, несмотря на попытки ведущей заставить его отвечать на конкретные острые вопросы – прежде всего, о способах поддержки ВИЭ через ДПМ. Здесь, хотя он и корил себя за грубые ошибки в аппаратной дискуссии об объемах поддержки ВИЭ за пределами 2024 года, Чубайс как раз оказался опытным политиком и бюрократом, подменяя в своих ответах и предмет дискуссии, и её причины, опуская важные детали, ловко уходя от неудобных для него фактов. Так, он опять свел разницу между механизмом ДПМ и иными вариантами поддержки ВИЭ к ложной дихотомии: за счет оптового рынка или бюджета. Из его неоднократных замечаний, в том числе при завершении выступления, когда он говорил о том, что возможно потребуется и ДПМ для накопителей, о механизме как «фрукте, который вот, лежит» и все им пользуются, но если что-то придумать другое «перегрузить его», то это «разрушит весь рынок», стало ясно, что ДПМ в его понимании и есть рынок – то есть некий основной базовый инструмент, который при использовании для ВИЭ, хоть и «ухудшает качество оптового рынка», о чем его предупреждал 10 лет назад Юрий Удальцов, но все же лучше, чем бюджет. И, мол, хорошо, что «мы успели» поддержку ВИЭ засунуть в эту конструкцию, а то другие бы претенденты типа Дальнего Востока и т.д. эту нишу полностью бы заняли.
И вот здесь, наверное, и кроется суть. Чубайс либо не понимает глубоко того, о чем говорит – возможно, в силу занятости никогда так и не погрузившись в детали настоящего конкурентного оптового рынка в электроэнергетике, создание которого, как раз, как ни парадоксально, в России ассоциируются с его именем – либо знает, но хорошо это скрывает и делает вид из конъюнктурных соображений, что ДПМ в общем и целом это и есть основа рынка.
Но ДПМ – это не конкурентный рынок. Это механизм полностью регулируемых инвестиций с заданными условиями – предельной величиной капексов, доходностью, окупающей с запасом инвестиции за счет обязательных платежей потребителей. Такие механизмы, правда называемые не договорами, а тарифами, есть за рубежом, они использовались и используются в регулируемых юрисдикциях, то есть там, где конкурентного рынка нет, а регулятор договаривается от имени всех потребителей с вертикальными компаниями о том, как и за какие деньги будут строиться новые мощности, эксплуатироваться и модернизироваться старые. В рыночных юрисдикциях, тем более с централизованными моделями как у нас, таких механизмов нет – там есть двусторонние или многосторонние свободные договоры – PPA или СfD, опционы надежности, в которых так или иначе описываются некие рыночные параметры, при которых они выполняются. В одноставочных полурыночных юрисдикциях похожие конструкции существуют, например в Канаде, в Онтарио – т.н. Global adjustments, но опять они не называются там договорами. То, что механизм ДПМ называется у нас договорами поставки мощности, причем по факту заключаемыми с неопределенным кругом лиц, (поскольку поставщики розничного рынка, обязанные оплатить по ДПМ стоимость мощности на оптовом рынке, транслируют её в дальнейшем на своих конечных массовых потребителей), изначально, строго говоря, делает его странным и не соответствующим Гражданскому кодексу, провозглашающему свободу договоров. Это такой, привычный в нашей культуре и действительности феномен – добровольно-принудительный инструмент, некая имитация свободной воли сторон. Если бы, например, ДПМ назывались ОПМ – обязательства поставки мощности, введенные каким-нибудь постановлением правительства или даже может быть законом на какой-то период, пока рынок не сможет гарантировать приемлемый инвестиционный процесс, то все это бы выглядело гораздо честнее.
Проблема заключается в том, что ДПМ с самого начала у нас был встроен в либерализованную модель рынка, причем в рыночную модель «как у них», точнее в её механизм оплаты мощности, основанный на применении централизованных конкурентных аукционов. Вкупе с прочими проблемами при конструировании модели рынка мощности (вынужденными, низкой конкуренцией в зонах свободного перетока из-за некорректного разделения активов с точки зрения антимонопольных критериев, последующей непродуманной реформой КОМ 2015 года, приведшей к утрате пространственной дифференциации и т.д.) это привело к фактической деградации рынка мощности в целом ещё на стадии его рождения, превращении его в систему доплат до НВВ «старой» генерации и регулируемых платежей в адрес новой, о чем мы уже неоднократно писали и говорили. ДПМ ВИЭ, как и прочие надбавки в цену мощности, усугубили эту картину и сделали плату за мощность не предметом купли - продажи товара, а квазиналогами. Действительно, ВИЭ не обладают мощностью на оптовом рынке в том экономическом смысле, который лежит в основе рыночной модели – у них нет готовности к выдаче электроэнергии с определенными параметрами по команде диспетчера. Она есть вероятностно, и даже торгуется в той же Америке, но это совсем другие объемы, нежели те, что оплачиваются в рамках наших ДПМ ВИЭ. Увеличивая цену мощности, возобновляемые источники, как и надбавки на перекрестное субсидирование, никак не увеличивают балансовую надежность в системе, объемы ВИЭ не участвуют у нас в покрытии прогнозного спроса на мощность и соответственно не могут, строго говоря, и торговать ею. В отличие от ДПМ газовой генерации первой волны, которые, надо отметить, мощность на рынок в итоге поставляли, пусть и не по конкурентным ценам, отборы ДПМ ВИЭ, чем так гордился Чубайс в своем выступлении, проводятся по конкурсам, где инвесторы конкурируют друг с другом за право получить в дальнейшем субсидии с рынка. И хотя с точки зрения антимонопольных мер там есть о чем поговорить в плане доступности финансовых ресурсов и их происхождении у основных победителей этих конкурсов, сама по себе конкуренция на стадии "входного билета" не отменяет того факта, что в итоге ВИЭ поставляют на рынок товар, которого у них нет, и получают от потребителей оплату в течение многих лет, полностью застрахованную от каких-либо рисков. Именно это не устраивает потребителей в конструкции ДПМ ВИЭ, именно об этом пыталась спросить Чубайса Татьяна Митрова и так не дождалась ответа вместе с нами. Чубайс вообще в этом своем выступлении, на мой взгляд, показал, что его прочно укоренившийся в общественном сознании образ неисправимого рыночника, автора и проводника глобальных либеральных реформ в России последней четверти века, начиная с приватизации и заканчивая реформой электроэнергетики, за 10 лет его пребывания на посту руководителя Роснано, успехи которой он всячески везде подчеркивает к месту и не очень, изрядно подувял. Рынок для него, как и для большинства наших чиновников – это что-то такое абстрактное, что можно легко ломать, гнуть, корежить; которому, конечно, ничего серьезного нельзя доверить, а уж тем более какое-то инновационное развитие и инвестиционный процесс. Послушайте внимательно, что он говорит на эту тему в отношении накопителей – если мы не начнем делать на уровне правительства что-то типа ДПМ, то, мол, отстанем навсегда. Как и в ВИЭ, если не запустим ДПМ вне рынка и вне нормальных общепринятых в мире мер поддержки на еще 10 ГВт, то убьем создаваемую сегодня промышленность. Этот поход, кстати, перекликается во многом с нашим отношением к атомной энергетике – в последние годы мы почти одни в мире строим новые АЭС, и, в первую очередь, не потому, что это эффективно экономически, а потому, что нам тоже нужно поддерживать соответствующую промышленность. Но там это хотя бы понятно с точки зрения интересов безопасности ядерной державы. А здесь?
Совещания и протоколы правительства – вот главные механизмы и оружие, о рыночных правилах, о том, что нужны условия, почва и среда для органического прорастания инноваций и инвестиций в них, он даже и не вспоминал. Между тем и ВИЭ, и накопители – это не просто технологии, которые рождаются и развиваются сами по себе. Для этого есть вполне понятные причины, причем взаимоувязанные и взаимодействующие между собой. Это – та самая климатическая повестка, которой у нас нет, и за которую как раз бы и стоит побороться пропонентам ВИЭ. Это и присущая ВИЭ неравномерность выработки, и волатильность конкурентных цен, с которыми мы как раз тщательно боремся, и именно при помощи ДПМ, последовательно сокращая price responsive часть нашего рынка. Это – риски инвестиций в большую генерацию, включая те же ГАЭС, в условиях их невостребованности в рыночной среде, что в целом ведет к поиску альтернатив, и в том числе к развитию децентрализованной энергетики, в свою очередь создающую запрос на цифровизацию, и т.д. и т.п.
Обо всем этом Чубайс не говорил, а потому вся эта история с новой ассоциацией и его лоббисткими усилиями оставляет впечатление очередной попытки развивать энергетику страны не потому, а вопреки, по субъективистским взглядам и представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. Один раз он уже ходил в крестовый поход в отрасли, а до этого и вовсе по всей стране, все мы помним его "крестовые" прогнозы и обещания, как и то, чем они в итоге обернулись. Боюсь, что здесь мы, с высокой вероятностью получим тот же результат.