В последние месяцы в электроэнергетическом сообществе все чаще всплывает полемика на тему качества построенного в России энергорынка, который оказался совсем не таким, каким он представлялся 15-20 лет тому назад, когда начиналась знаменитая реформа Чубайса одной из крупнейших отраслей страны и несомненно важнейшей в современных реалиях. Сейчас эту рыночную реформу, одну из немногих в стране вообще так или иначе считающуюся завершенной и даже относительно успешной, чаще именуют «пресловутой» – отрицательная коннотация в оценке результатов его деятельности догнала Анатолия Борисовича и здесь, хотя ему, как обычно, удается перепрыгивать на следующие перспективные «льдины» – темы, оставляя неудачи преемникам, которые-де, погубили, что так хорошо зачиналось, успешно развивалось, но вот потом, в силу всяческих обстоятельств пришло туда, где оно сейчас. В отношении нашей отрасли – к чрезвычайно искаженному, местами до степени уродства, плохо работающему, перегруженному регуляторикой и в то же время недостроенному энергорынку, с отрезанной напрочь инвестиционной частью.
Понятно, что Чубайс и его команда – те, кто были погружены в реформу и руководили ею стратегически и тактически, а многие сегодняшние топ менеджеры отрасли тоже родом оттуда – из РАО ЕЭС, из его среднего звена – так не считают, по крайней мере публично, скорее наоборот. Но если посмотреть на общую картину, и главное, результаты – насколько рыночной стала отрасль через 20 лет после старта реформ, как она адаптирована к тем новым вызовам, глашатаем которых у нас опять все тот же Анатолий Борисович, почитать профильные медиа, включая телеграм –каналы, послушать выступления на знаковых конференциях и т.д.; то можно констатировать существование консенсуса в современных «энергетических гостиных» – настоящий современный открытый рынок в электроэнергетике, который бы давал объективные экономические сигналы как в текущей, так и в инвестиционной деятельности, построить в основном не удалось.
Как бы то ни было, безотносительно к вопросу кто виноват, в последнее время мы всё чаще задаемся вопросом, что с этим всем делать – незавершенностью реформы, с рынком, который худо–бедно работает только в секторе РСВ– БР, да и то, часто со скрипом в плане конкурентных заявок (у нас там подавляюще преобладает ценопринимание), координации, как с тем, что у нас называется рынком мощности, так и тем более с отсутствующим рынком оперативных резервов (недавняя дискуссия в телеграм-каналах на тему скачков цен на РСВ как раз об этом). Именно в этом ключе все чаще вспыхивают дискуссии на различных площадках и платформах – от конференций и комиссий до фейсбука и телеграма.
Понятно, что интересы участников у нас объективно противоположные – генераторы, особенно самые крупные, государственные, в основном стремятся к закреплению текущего статус-кво, позволяющего им безбедно жить, перекладывая почти все риски на потребителей, сбыты и сети. Они добились сегодняшнего положения в отрасли многолетними лоббисткими усилиями на всех фронтах, начиная с политического и заканчивая медийным, и, конечно, считают по праву себя победителями в этой борьбе за место под солнцем нашего госкапитализма, который они и держат за настоящий реальный рынок в противовес романтике конкуренции и экономической свободы. Но иногда, особенно тогда, когда они соприкасаются с другими, подлинно настоящими рынками, эта романтика начинает захватывать и их, и тогда они тоже говорят о том, как бы было хорошо, если бы КОМ позволял им инвестировать, а на РСВ они могли бы подавать рыночные заявки, учитывающие не только топливо, но и конъюнктуру. Но, как правило, такие моменты не бывают долгими, они берут себя в руки, и опять рассказывают нам о том, как хорошо, что у нас есть мощность, достигающая в цене производства 50% – это, мол, очень стабилизирует наш рынок в период колебаний спроса.
Квалифицированные крупные потребители, объединенные в свою ассоциацию, напротив, хотят многое поменять, естественно в свою пользу, но, к сожалению, будем справедливы, эта польза и конкурентный рынок, как и общественное благо – то, на что качественный рынок и должен быть нацелен – не всегда совпадают.
Сбыты – ГП, когда-то на заре реформ являвшиеся авангардом перемен и источником новых идей, с течением времени превратились в основном в технологические центры по сбору и распределению денежных потоков в пользу, в первую очередь, тех же генераторов, в своей массе понявших на рубеже нулевых и десятых, что лучше все-таки контролировать розницу через собственные структуры, чем потом бегать по судам и собирать крохи в процессах банкротств.
Но главное даже не этом – чем сбыты у нас так и не стали, так это представителями интересов массовых потребителей на рознице. Их интересы у нас никто не то что ни защищает, но даже и не выражает, и именно это отличает наш рынок от более успешных с открытой конкуренцией на рознице. Наши массовые потребители просто платят, часто не понимая вообще за что, иногда, объединившись во всяческие официозные ассоциации, пишут письма в инстанции, депутатам, выступают на встречах и форумах, но это все мало помогает – не тот ресурс по сравнению и с генераторами, и с крупным бизнесом, а политические интересы у нас имеют третьестепенное значение. Самые продвинутые, как и крупный бизнес, занялись в последние годы самообеспечением электроэнергией – строят свои электростанции, в основном ГПУ, часто совсем неэффективные, если смотреть с точки зрения общего блага, в основе прибыльности которых лежит бегство от сетевого тарифа – но пока это относительно небольшие объемы, мало на что влияющие.
Сети. Здесь отдельная история – глубоко ошибочный, встречный по отношению к рыночному развитию курс на всеобщую консолидацию на базе одной мега госкомпании привел нас туда, куда и должен был привести – с одной стороны мы имеем хотя и полувоенную, но сложно управляемую огромную корпорацию, готовую к любым «подвигам» и льготам для потребителей, в том числе с явным ущербом для себя – лишь бы приказали. Она даже демонстрирует время от времени неплохие вроде бы экономические показатели (другой вопрос, что все эти фантастические прибыли слабо связаны с реальными экономическими процессами – живых денег для акционеров там почти нет, это все больше про отчетность по инвестпрограммам и бухгалтерские трюки). А с другой – у нас огромные бреши в сетевых услугах, особенно на низком и среднем напряжении, аварии, и, самое главное, почти полное отсутствие рыночных стимулов к развитию. Региональные котлы, уравниловка, широкое применение «критериев» вместо экономических рычагов регулирования и т.п. – это все из нашей доморощенной практики строительства одной большой сети на всю страну в якобы либерализованной электроэнергетике, в то время как в мире наблюдаются прямо противоположные тенденции. Даже страны, гораздо меньшие, чем мы по территории и объемам потребления, имевшие исторически, как, например, Франция или Италия, одну или почти одну сетевую компанию, делят их и создают условия для появления новых, обеспечивая в том числе и конкуренцию в этом секторе за счет понятной и прозрачной регуляторной политики в сфере технологического присоединения, зонных тарифов и т.п. Но здесь, как и во многих других случаях, мы идем своим путем – ровно по присказке про мышей, которые кололись, плакали, но продолжали грызть кактус.
Вообще, если посмотреть чуть со стороны, сверху, то понятно, что проблемы нашего рынка имеют объемный и комплексный характер, это совершенно ясно. Поэтому мне иногда удивительно слышать рассуждения вполне ответственных лиц о том, что вот, надо бы достроить, скажем, конкурентный розничный рынок, или отрегулировать точки спроса на КОМ, сделать дополнительный уточняющий отбор за год до поставки, убрать надбавки в налог или еще там что-то докрутить, разрешить сетям иногда совмещать сбытовые функции и строить распределенную генерацию, и тогда заживем.
Все эти меры – возможно локально правильные, но на реальном рынке все взаимосвязано, потянув за одну ниточку той же конкуренции на рознице, мы подрываем основы нашей модели – институт ГП в географических, а не схемных границах тех или иных сетей со всеми его привилегиями и обременениями. И потому выхода там два – или ГП в нынешнем виде или конкуренция. Тот же КОМ, до тех пор, пока вход на него по объемам будет с задней двери с особыми условиями и ценами ДПМ – это никакой не рынок мощности, а просто некий конкурс за доплату до НВВ, которые нельзя собрать на РСВ, поскольку там у нас есть как всяческие ограничения, так и отсутствующие сегменты, что в итоге не позволяет оценивать ту или иную генерацию «по заслугам». Шестилетние отборы в угоду КОММОДу, ликвидация еще раньше зон свободного перетока мощности (неучет их в отборах), странная кривая спроса, якобы как в UK (там все совсем не так) и т.д. – все это точно не исправить еще одним отбором за год до поставки.
Звучат и другие мысли, причем ни от кого-то, а из лагеря генераторов и от некоторых отраслевых экспертов – а давайте, мол, перейдем на одноставку, как в Норд Пуле (этот рынок с некоторых пор у наших генераторов некий эталон – они, его, можно сказать, вновь открыли, хотя некоторые, включая меня, об этом говорили еще до переформата КОМ в 2015 году, предлагая тогда оставить одногодовые отборы, встраивая мощность в различные инструменты однотоварного рынка типа опционов надежности), без мощности, а все инвестиционные процессы переведем в ручное управление через всяческие правкомиссии, где они и так, в общем и целом, и сегодня решаются. Это, мол, будет более рыночно, цены будут более волатильными, отражающими спрос и предложение (не очень ясно почему, если инвестиции будут вне рынка, как и сегодня), поможет развитию ВИЭ вне ДПМ, поскольку сегодня отдельная оплата мощности, куда у нас включены и все обязательные ДПМ, и надбавки, мешает применению таких известных в мире механизмов как PPA, когда договоры на поставку электроэнергии от объектов ВИЭ заключаются на весь объем выработки и на долгий срок еще на стадии строительства или проработки проекта. Все это в определенной степени и так, и не так – инвестиционный процесс в том же Норд Пуле все же не столько на правкомиссиях запускается, сколько, в основном, в результате прямых долгосрочных договоров, основанных на рыночных ценовых сигналах. Но, главное, странно слышать эти рассуждения из уст тех самых генераторов, которые несколько лет назад во время дискуссии о «жизни после ДПМ» сделали все, чтобы продлить нерыночные, не отражающие реальный спрос на мощность механизмы на нашем рынке фактически навсегда. И более того, через КОММОД, вылившийся, как и предсказывали многие, в ничто иное, как банальные замены отдельных узлов и агрегатов в рамках в лучшем случае глубоких капремонтов, но почему-то с гарантированной доходностью, и который при участии генераторов наши регуляторы встроили в КОМ, предварительно окончательно доломав последний в смысле какого–либо подобия рыночности (те самые 6 лет вместо 4, чтобы «залпом выстрелить» на три года с горки платежей по ДПМ, индексация на 20% при инфляции около 4, зависимость объемов КОМ от КОММОД и т.п.), закрепил на нашем рынке присутствие устаревших лет так на 40-50 решений в генерации, существенно осложнив проникновению новых технологий – тех же ВИЭ, накопителей, высокоэффективных маневренных ГТУ и ГПУ, бурно развивающихся на других рынках. Последние, правда, у нас вполне имеют место быть, особенно ГПУ, и даже получили в результате всех этих решений последних лет дополнительный импульс, но все это у нас происходит оппортунистически – как ответ на антирыночность нашей энергосистемы, которая функционирует во многом не столько для потребителей и общества в их лице, сколько ориентирована на то, чтобы всем ее участникам, и генераторам в первую очередь, жилось сытно и комфортно. А регуляторам спокойно.
Оппортунизм состоятельных потребителей, не желающих переплачивать за электроэнергию из системы и переходящих во все больших масштабах и объемах на собственные источники, но при этом остающихся к ней присоединенными и пользующихся ею по надобности, в отсутствие фиксированных платежей за наличие сетевого присоединения ведет к тому, что сети вынуждено повышают тарифы для всех остальных – в первую очередь для малого бизнеса и бюджета, не имеющих пока возможностей для строительства собственной генерации. Регуляторы годами – уже почти десятилетие обсуждают проблему так называемого сетевого резерва, пытаясь внедрить его в разных вариациях, но все эти решения, основанные на неоднозначных посылах, сложные в реализации и администрировании так и остаются пока проектами. А между тем, технологии развиваются, и вот уже есть решения и для совсем небольших объектов и предприятий, основанные к тому же на применении низкоуглеродных источников, что ведет к еще большему напряжению и конфликту между закостенелыми принципами функционирования и развития нашей энергосистемы и новым технологическим укладом, позволяющим потребителям становится все более независимыми.
Низкоуглеродная климатическая повестка и вытекающий из нее энергопереход, значение и необходимость которых у нас отрицались еще пару лет назад на самом высоком уровне, вдруг в течение нескольких месяцев стали почти мэйнстримом, и именно это станет, на мой взгляд, той соломинкой, которая сломает горб нашему неуклюжему верблюду, выращенному в отрасли в последние 10-12 лет и называемому энергорынком. Почему? Потому что реализация энергоперехода требует совсем других подходов, потому что тот рынок, который мы построили, его категорически не приемлет.
Ни в генерации, где мы поддерживаем совсем старые паросиловые блоки (это один из критериев отборов КОММОДа) и пытаемся выдать за прорыв в качестве меры по снижению углеродного следа электроэнергетики, предлагаемой экспертами, массовую надстройку отечественных газовых турбин на модернизируемых ТЭС, которых, правда, еще пока нет, и неизвестно, будут ли вне экспериментальных рамок.
Ни в сетях, которые в новой реальности должны полностью пересмотреть свою бизнес модель с тем, чтобы максимально интегрировать распределенные источники в энергосистему, быть подлинным физическим фасилитатором многослойного высокоманевренного рынка производства и потребления, очень распределенного, часто смешанного, с двунаправленными потоками энергии.
Ни в сбыте, который не может оставаться просто региональным сборщиком дани с потребителей в пользу цепочки поставщиков, а должен стать настоящим представителем массового спроса на рынке, в конкурентной борьбе защищая права тех, кто его формирует, предлагая им наилучшие условия как поставок, так и покупки потребительской электроэнергии, интегрируя их собственные мощности в энергосистему.
Переделывать придется все, и я бы на месте банков, задумался по поводу финансирования тех же долгосрочных ремонтов а-ля «модернизация» по ДПМ КОММОД, потому что многие из этих проектов станут неокупаемыми еще до того, как начнут получать платежи по ДПМ. Углеродный налог, который в том или ином виде мы будем вынуждены ввести рано или поздно – а скорее рано, их убьет. Конечно, они еще походят в Правительство, на все эти комиссии, и часть их них может даже спасут, навесив новые платежи на потребителей (что, в свою очередь, сподвигнет последних уходить из энергосистемы еще быстрее и еще в больших объемах, раскручивая спираль и сжимая пружину будущего кризиса), но большинство из них умрет. И это, кстати, мало зависит от политической конъюнктуры, на что у нас надеются климатоскептики, это будет неизбежное экономически – если не коллапс и обвал – то по крайней мере стремительное падение, и власти вряд ли смогут что-либо с этим поделать, кроме как уйти в северо-корейский сценарий. Вот эти платежи по КОММОД до 2047 года с целью продления ресурса старых ТЭС если и будут взиматься с потребителей, то только для того, чтобы безопасно закрыть эти активы. А точки зрения их владельцев все эти инвестиции станут stranded assets.
Поэтому на повестке у нас сегодня должны быть не столько обсуждения о том, как исправить собственные ошибки в КОМ, подставляя рыночно бессмысленному в быстроменяющемся мире шестилетнему КОМу костыль дополнительных годовых отборов, и не иллюзорная дискуссия об одноставке, как некоему шагу к большей рыночности – как раз в условиях энергоперехода все больше стран вводят рынки мощности в той или иной форме для обеспечения маневренности в системе, а должен состояться серьезный отраслевой разговор о том, что нам делать в принципе с нашим рынком, как его переделывать в комплексе, начиная от концепции и заканчивая модельными решениями по нескольким вариантам. У нас для такой дискуссии, если смотреть материально и даже рыночно, сегодня есть гораздо больше ресурсов, чем в начале нулевых. Есть площадка для обсуждений, где представлены все участники процесса – СР, есть его аппарат, который может что-то посчитать, смоделировать, спрогнозировать, есть экспертное сообщество, есть грамотные профильные министерства. Квалификация и рыночный опыт сегодняшних специалистов в отрасли в разы выше, чем на старте реформы в конце 90х. Есть, наконец, чужой опыт проб и ошибок, причем в тех странах, которые похожи на нас и структурно, и модельно – прежде всего юрисдикции США, где торгуется и мощность отдельно, и ВИЭ, и распределенные источники, и есть проблемы с их интеграцией в рынок, которые они более или менее решают. Чего у нас нет, так это воли, а также желания что-то всерьез менять, признавать свои собственные ошибки, строить не какие-то доморощенные конструкции, которые в итоге не работают, а нормальный современный, стремящийся к низкоуглеродности рынок с учетом опыта успешных в этой области стран. Почему это так – вопрос риторический. Но именно в этом направлении нам нужно, на мой взгляд, сегодня работать всем – и экспертам, и регуляторам, и всем т.н. стейкхолдерам отрасли. Времени осталось у нас не так много. Впрочем, это касается не только энергетики.